Давай познакомимся! - Страница 35

Главной точкой стабильности в нашем нестабильном мире можно, конечно, с уверенностью считать мою маман. Стоит только переступить порог ее идеально прибранной квартиры с портретами Пушкина и Гоголя на стенах, чтобы понять: время здесь полностью остановилось. Те же пироги с грибами, та же вязаная крючком скатерть, от одного взгляда на которую я чувствую свое женское несовершенство, та же селедка под шубой в продолговатом блюде и непременный салат «Мимоза» из консервированного лосося. В этот храм майонеза и семейных ценностей меня приглашают в исключительных случаях — и редко когда удается улизнуть без значительных потерь.

Вот и в этот раз визит вежливости постепенно превратился в серьезное испытание моей вежливости. В самом деле, будь я немного прозорливей, я бы сразу насторожилась. Мамин голос по телефону звучал преувеличенно оптимистично:

— Алло, Катенька? Ты непременно должна заглянуть ко мне сегодня. Принеси пачку чая, у меня закончился.

— Мамочка, я тебя очень люблю, но на вечер у меня были другие планы, — пролепетала я.

Поверить в то, что у мамы закончился чай, мог бы кто угодно, только не тот, кто хоть раз был у нее в гостях. Между нами: у нее даже гречка и сахар стоят мешками на балконе. Если Третье кольцо, не дай боже, возьмут в окружение, мама сможет протянуть несколько десятилетий. Что же касается чая, его маман очень любит и закупает в лавке колониальных товаров — зеленый, красный, а особенно любит молочный улун. Кроме того, она регулярно собирает на даче душицу, мяту, тысячелистник и зверобой, а липу ей привозит в наволочках моя тетя из Вологодской области.

— Мне нравится, что ты говоришь «были», моя дорогая. К нам заглянет Серафима Петровна, она тебя на коленках держала, когда ты была маленькая, и она едет с единственной целью — увидеть, как ты выросла!

Ну да, увидеть, как я выросла, вышла замуж и развелась. Держать отчет перед Серафимой Петровной, которую я видела, когда была маленькая, первый и последний раз. Отличное развлечение! Мама чувствует сомнение в моем голосе и применяет запрещенный прием:

— И давление мне померяешь, что-то скачет.

Что и говорить, через несколько часов, наспех закончив работу, я забегаю в «Азбуку вкуса» за тортом и двумя букетами, маме и Серафиме Петровне, — и вот уже нажимаю знакомую кнопку звонка.

Сказать, что у меня не было завышенных ожиданий к этому визиту, было бы не сказать ничего, однако то, что я увидела, могло бы доконать и более терпеливого человека, чем я.

— Вот, Катюша, познакомься — это Аркашенька. Аркадий Сергеевич. Сын Серафимы Петровны.

После нежных объятий в прихожей меня за руки, как заключенную, ведут в зал, где между пирогом и селедкой находится главное блюдо вечера — холостой и, по-видимому, непристроенный сыночек тети Симы. От одного взгляда на него в жилах стынет кровь и четвертый этаж больше не кажется мне таким уж высоким. Может быть, если разбежаться и прыгнуть в окно, удастся приземлиться на ясень, который гостеприимно раскинул во дворе свои приветливые ветки? Но, как будто уловив ход моих мыслей, Серафима Петровна торопится к окну и закрывает его, а потом задергивает плотные шторы.

Ловушка захлопнулась: сзади меня подпирает маман, спереди виднеется дородная фигура тети Симы. Оценив диспозицию, я принимаю единственно верное решение — плюхаюсь на диван рядом с Аркашенькой. Мама устроила мне свидание вслепую. Теперь же две дамы с нескрываемым удовольствием пялятся на то, как на их глазах зарождается большое советское чувство.

— Добрый день, — гундосит Аркашенька, пожимая пальцы моей руки своими влажными, безвольными конечностями.

На мой вкус, Аркаша является тем редчайшим типом мужчин, переспать с которыми можно только под серьезным нажимом общественности. Ради благой цели. Спасения планеты от СПИДа или еще лучше — тотального вымирания. Из носа у него торчат волосы, а когда он улыбается, ничего не меняется, только волосы из носа видно еще лучше. Он пахнет чем-то уютным и домашним, напоминающим курочку с чесночком. Если для меня кокетничать сразу при двух родителях — занятие постыдное, граничащее с онанизмом в парке культуры и отдыха, то Аркаша, к моему ужасу, чувствует себя как рыба в воде.

И еще он все время ест. В то время как я сижу совершенно оцепенев и сжимаю в руках диванную подушку, Аркадий свет Сергеевич накладывает себе уже вторую порцию маринованного лучку. Я проклинаю себя за то, что так и не на училась приемам медитации на йоге в спортивном центре — сейчас бы я погрузилась в тотальное безмыслие и кивала бы головой, как китайский болванчик. Вместо этого мне приходится слушать анекдоты времен Берии и вежливо улыбаться.

— Какой у вас отличный пирожок, Алевтина Викторовна. — Ужасный тролль, которого мне подсунули сердобольные женщины, продолжает уничтожать съестные припасы. Он зачем-то всунул соломку в стакан с морсом, и теперь ловит ее толстеньким языком, словно волнистый попугайчик.

Пытаясь отвести взгляд, я натыкаюсь на его клетчатые носки, торчащие из-под коротких штанишек. Интересно, а Марго взялась бы женить такого? Думаю, выкатила бы тройную цену.

Не то чтобы я была без ума от красавцев. Набриолиненные мачо оставляют меня абсолютно спокойной. Мужчины с перекачанными торсами тоже не кажутся мне симпатичными — проступающие кубики на животе наводят на меня ужас и напоминают мне выступившие внутренние органы. Все эти шевелящиеся горы мышц, на мой взгляд, слишком физиологичны. Главное же качество, которое я ценю в мужчинах, — это харизма. Наверное, так можно описать то, от чего мое сердце начинает биться чаще. От Аркадия же тянуло не только чесночной приправой — от него веяло полной и абсолютной безнадежностью.